Из истории житикаринских золотодобытчиков

Как только газета «Авангард» обратилась к читателям с призывом преод­ставить газете свои воспоминания о работе к тресте «Джетыгарзолото», нас, работников музея, пригласила к себе житикаринка Фатхия Шаяхметовна Нурахметова. Она рассказала о своём отце Ш. М. Исмагилове...

ПОЧЁТНЫЙ ГОРНЯК

    Непростая жизнь была у Шаяхмета Мухамедьяновича, родившегося ещё в позапрошлом веке. Его молодость совпа­ла с теми годами, когда ломался старый, капиталистический строй и с воодушев­лением люди строили новый, невидан­ный, социалистический. Глухое село Львовка поднялось против колчаковцев, которые мобилизовывали население на борьбу со сторонниками советской влас­ти. Помогал повстанцам и Шаяхмет Исмагилов. К большому счастью, он тогда избежал расправы - после суда некото­рых крестьян расстреляли, часть сослали в Сибирь, главную тюрьму для политиче­ских заключённых, в Александровский централ города Иркутска. После установ­ления советской власти Ш. М. Исмагилов состоял в рядах Красной гвардии, затем служил в милиции.

В 1925 году, после смерти В.И. Лени­на, на всю страну прозвучал призыв всту­пать в партию большевиков, наиболее преданные новому строю люди писали заявления с просьбой принять их в ряды ВКП (б). Последовал ленинскому призы­ву, стал коммунистом и Шаяхмет Мухаме­дьянович. Он заочно окончил Московский горный техникум и его дальнейшая судь­ба была связана с добычей золота. В Джетыгаре, кроме государственного руд­ника им. Кирова, работали также старательские артели («Шахтёр», «Победа», «Искра»), руду которых перерабатыва­ли обогатительные фабрики треста. В 1935 году III. М. Исмагилов становится заведующим горными старательскими работами, затем техническим руководи­телем председателей артелей. То есть он был в ответе за ведение Подземных работ, за организацию труда в частном секторе золотодобычи. Шаяхмет Мухамедьянович постоянно повышал свою квалификацию и всё делал для того, чтобы труд старателей был оценён по достоинству.

В 193-1940 годах Исмагилов рабо­тает инспектором по охране труда рай­кома союза работников промышленно­сти «Золото и платина». В 1952 году приказом Министра внутренних дел СССР (а добытчики золота в те годы подчинялись этому министерству) ему было присвоено звание «Почётный гор­няк». Умер Шаяхмет Мухамедьянович в 1964 году, проработав в тресте «Джетыгарзолото» несколько десятков лет.

Н. МУРЗАГУЛОВА, А. ЖУЛАЁВА, работники музея г. Житикары.

Авангард. - 2011. – 10 июня.

Авангард. - 15 апреля. - С. 8.

Благородный металл не давался легко

       Откликаюсь на призыв редакции газеты «Авангард» дополнить своими воспоминаниями историю добытчиков золота на Джетыгаринских приисках, поскольку я работала в тресте «Джетыгарзолото» с 1948 по 1954 годы.  

      Известно, что поселение на месте Джетыгары возникло толь­ко благодаря тому, что в 1914 году началась разработка место­рождения золота. Сначала оно получило название Весёлый аул, наверное, потому что старатели жили весело, деньги из их кар­манов хорошо выкачивали вла­дельцы кабаков, которых здесь появилось великое множество. Потом его начали называть ра­бочим посёлком Джетыгара, а в 1939 году он стал городом.

       Работу жителям Джетыга­ры предоставляли в основном предприятия треста «Джетыгар- золото». В годы войны и после здесь действовали шахты рудни­ка им. Кирова и старательские артели, а также энергохозяй­ство, транспортное управление, контора «Золотопродснаба», три подсобных хозяйства. Я устрои­лась в старательскую артель «Победа», которой руководил Мансуров. Стала сортировщи­цей руды. Поступающую из шах­ты руду мы разбирали - с про­блесками золота грузили в ваго­ны, пустые камни на носилках относили в сторону. Говорят, по­том их дробили и щебёнкой по­крывали дороги.

         Вагоны с рудой уходили на обогатительную фабрику. Там стояли десять чаш с бегунами (это два огромных колеса в каждой, они дробили золотоносную руду). В них постоянно поступа­ла вода. Затем она лилась на листы, покрытые ртутью, к ним как раз и прилипало золото. Ещё использовали так называемую амальгаму, отходы после извле­чения благородного металла, - остатки ртути, золота, было там и железо, полиметаллы. В хим- лаборатории (ею заведовал По­пов) их обжигали и получали уже отдельные металлы, в том числе и немного золота. Утверждают, что ртуть вредна для человека. А моя подруга 13 лет проработала с нею - мыла эти самые листы - и на здоровье не жалуется.

         После того, как металл ося­дет, воду направляли на мышья­ковый завод (в моё время его на­чальником был Бибин), там из неё каким-то образом извлека­ли мышьяк, а потом уж вместе с песком выбрасывали наружу. Та иловая гора на окраине города, которую в 70-е годы засыпали плодородной почвой, чтобы она не пылила и не отравляла воз­дух в городе, - это и есть конеч­ный продукт золотодобытчиков, скопившийся за десятки лет их работы.

       На сортировке руды норм у нас не было, норму имели шах­тёры, сколько они нам подадут, столько мы и должны рассорти­ровать. После учёбы на курсах я стала лебёдчицей. Нехитрым механизмом с помощью электро­энергии поднимала бадьи и кле­ти с рудой, которая из шахт шла в маленьких вагонетках (а пустые отправляла обратно) и людей с разных горизонтов (глубина была 120, 150, 210, 350 мет­ров). В забоях подготовительная смена намечала точки бурения, и бурильщики согласно им добы­вали руду. Специальные люди грузили её в вагонетки, откатчи­ки по рельсам направляли их к люку, к бадьям - на-гора. Рабо­тали по 8 часов, то есть в три сме­ны. Люди 6 дней находились под землёй, выходной был один. Обедали в шахте, приносили свою еду, но на поверхности была столовая.

       Однажды я опоздала на ра­боту на целых полчаса. Подбе­жала к вороту (старательские артели обслуживали не лебёд­ки, а ворот, который вручную крутили два человека), а около него уже никого нет, некому меня спустить в шахту. И я, недолго думая, сняла крючок с ворота и прыгнула в бадью. Телогрейка на мне была расстегнута и я как на крыльях летела вниз 20 метров. Именно летела, потому что на верху некому было сдерживать падение бадьи. Как не покале­чилась, одному богу известно. После резкого приземления по­светила своим фонарём (его на­зывали аккумулятором и носили на голове), шахтёры ещё сиде­ли за завтраком. Мастер Асдай Ажахметов, участник войны, выс­лушав меня, сказал всем, чтобы никому ни слова не говорили о моём опоздании. Это было подсудное дело. И действительно, никто не узнал о моём наруше­нии дисциплины.

       А как-то меня чуть не засыпа­ло рудой. Пожилой откатчик Хаперцев не заметил, что неожи­данно открылся люк с горизон­та, который был повыше, и по­сыпалась руда. Он спокойно покатил вагонетку по лаве. А я, если бы сделала ещё 2-3 шага, меня бы привалило. Вызвали механиков, горноспасателей, устранили неполадки.

        Потом меня перевели в управление рудника, в нормировочный отдел начальник (Круг- лов) хронометражисткой. Я бы­вала на самых разных участках, поэтому и знаю всё производ­ство, спускалась и в шахты на разные горизонты. С секундоме­ром в руках фиксировала рабо­чий ритм конкретного исполни­теля. Если это был шахтёр - сколько времени у него занима­ет подготовительный цикл, сколько основная работа, обед и т. д. Если, к примеру, грузчик - сколько времени он загружает вагонетку, сколько стоит порож­няком. И так за одним человеком следила всю смену в течение 3 дней. Затем эти данные обраба­тывались нормировщиками и выводились нормы. Надо ска­зать, что сачковать никому не дозволялось, всех людей загру­жали под завязку.

       Зато и льготы были большие в обеспечении товарами первой необходимости, при выделении новых квартир, вручении бес­платных путёвок на курорты, здоровье периодически проверяли в Караганде в специализированном НИИ. Но, надо сказать,
что если люди умирали, диагноз был такой - туберкулёз. О силикозе говорили редко. Даже известный бурильщик, а потом начальник смены и участка рудника Алексей Логинович Чернаткин, чьё имя носит одна из улиц Житикары, умер в 40 лет, и говорили, что от туберкулёза.

    Мой отец Александр Никифорович Бакай до войны работал горным мастером. Зарплату, как и все золотодобытчики, получал бонами, которые отоваривались в специальном магазине «Золотопродснаба». Когда его забрали в армию, нас отлучили от этого магазина, а в семье было четверо детей. Мы об этом написали отцу. И вскоре от его командования управлению треста  поступила просьба возобновить семье фронтовика льготное снабжение. А я в те годы до того ослабела, что теряла сознание. Главное, нам стали давать хлеб. Помню, отец, когда пришёл из армии, привёз три куска сахара-рафинада. Мы вчетвером смотрели на него, облизывались и не могли притронуться. Отец понял нас, расколол сахар на кусочки и всем хватило. И так вот жили.

      После войны отец работал мастером на обогатительной фабрике, он и начальник лабо-ратории Попов отправляли слитки золота в Бреды, это делалось в большой тайне. Наверное, поэтому никогда не было никакого покушения на того, кто сопровождал драго­ценный металл.

         В 1957 году начали закры­вать шахты, потому что запасы золота истощались - «в связи с экономической нецелесообраз­ностью», а ещё раньше были лик­видированы старательские арте­ли. В 1960 году рудник им. Киро­ва и трест «Джетыгарзолото», которым многие годы руководил Михаил Кузнецов, перестал су­ществовать. Но в судьбы житикаринцев шахты вписали не одну памятную страницу, для многих то была их молодость, причём в прямом смысле золотая.

Рассказ Надежды Алек­сандровны Довгань записала М. МОСТОВАЯ.